17 января 2024 г. на филологическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова состоялись 55-е Виноградовские чтения. Тема Чтений 2024 г. — «Русский язык — от Пушкина до наших дней (К 60-летию пятитомного издания „Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века“)» связала 225-летие А.С. Пушкина, которое будет отмечаться летом 2024 года, и проблематику корпусных диахронических исследований, которые получили широкое развитие с началом XXI века. В программу Чтений были включены доклады ученых из Москвы, Санкт-Петербурга и Минска.
С приветственным словом к участникам Чтений обратилась президент филологического факультета профессор М.Л. Ремнева, отметившая важность идей академика Виноградова для современной филологической науки. С развитием корпусной лингвистики русистика обратились к ближней истории — языковому материалу XVIII–XIX веков, то есть к тому, чем занимается такая лингвистическая дисциплина, как история русского литературного языка. В создании этой дисциплины для филологических факультетов главную роль сыграл академик В.В. Виноградов. Важными и содержащими много плодотворных идей являются его работы о Пушкине, Гоголе, Толстом; основополагающими стали его книги, в которых В.В. Виноградов рисует общую картину языковых изменений. В 2024 году исполняется 90 лет со дня первого издания книги В.В. Виноградова «Очерки по истории русского литературного языка 17–19 веков» (1934) и 60 лет пятитомному изданию «Очерков по исторической грамматике русского литературного языка 19 в.», подготовленного авторским коллективом под руководством В.В. Виноградова и Н.Ю. Шведовой (1964). В пятитомнике представлены процессы, происходившие в языке 19 в. Название каждого из пяти томов начинается со слова «Изменения»: на уровне слова и словоформы, на уровне словосочетания, предложения простого и сложного. Организаторы Виноградовских чтений 2024 г. сформулировали тему таким образом, чтобы новые исследования, представленные в докладах участников Чтений, обнаруживали преемственность лингвистическими идеями XX века и современными подходами с использованием технологических возможностей компьютерной лингвистики.
Программу Чтений открывал доклад Б.Ю. Нормана (д.ф.н., Минск) «Новый взгляд на устаревающую лексику». В докладе была представлена попытка уточнить основания, по которым какие-то слова со временем выходят из употребления. Традиционно устаревшую лексику подразделяют на два подкласса: историзмы и архаизмы. В основе этой дихотомии лежат разные причины устаревания номинации. Во-первых, может меняться объективная действительность: уходят или отмирают какие-то предметы и явления; в результате в языке появляются историзмы. Во-вторых, причиной могут быть внутриязыковые мотивы: перестройка лексической системы. Одна, предыдущая номинация заменяется другою, новой; так возникают архаизмы. Это деление считается классическим, однако оно представляется неполным, обедняющим и речевую практику, и теорию языка. Возникает, в частности, вопрос о тождестве денотативного аспекта устаревшего слова и заменившего его архаизма (аэроплан и самолет и т.п.).
Неудивительно, что лингвистам непросто уложить в дихотомическую схему какие-то свежие примеры устаревания слова, вроде повеса, мздоимец, сожительница, диссидент, милиционер и т.п. В этих случаях мы имеем дело с изменение ментальной системы социума, с дезактуализацией каких-то понятий. В докладе предлагается ввести для подобных слов особое понятие и термин: нотиолизм (от лат. nōtio ‘понятие, представление’). Нотиолизм — слово, уходящее из лексикона по причине утраты носителем языка соответствующего понятия, при том, что сама реалия (референт, денотат) как элемент объективной действительности сохраняется. Именно последнее обстоятельство отличает нотиолизм от историзма. От архаизма же нотиолизм отличается тем, что не получает в современном языке стандартной однословной замены. Примеры нотиолизмов — свидетельства перестройки концептуального аппарата языкового коллектива. В качестве представителей данной категории приводятся слова аршин,фунт, алтын, бобыль, яхонт, рудознатец, наперсник, гетера, рвач, казнокрад, книгочей, жуир, пасынок и др. Указаны две основные причины, по которым эти слова утрачиваются языком. Это: а) перестройка политической системы общества, смена его идеологических и моральных ориентиров и б) прогресс человеческого знания, развитие научно-технической мысли, изменения материальных условий жизни и т.п. Сделана попытка дополнить общую теорию номинации: уточнить соотношение денотативного, структурного (внутриязыкового) и сигнификативного аспектов лексического значения.
Д.В. Руднев (д.ф.н., РГПУ) в докладе «Развитие в русском языке нового времени атрибутивных форм связочных глаголов (причастий и деепричастий)» рассмотрел образование и употребление в русском языке второй половины XVIII — XIX вв. причастных и деепричастных форм от полузнаменательных связочных глаголов казаться-показаться, оказаться-оказываться, делаться-сделаться, стать-становиться, остаться-оставаться, считаться.
Материалом для наблюдений послужил корпус примеров, извлеченных из НКРЯ методом сплошной выборки. На основе количественных подсчетов была охарактеризована частотность употребления причастных и деепричастных форм связочных глаголов в трех хронологических срезах — последняя треть XVIII в., первая половина XIX в. и 1890-е гг., а также особенности выражения присвязочного члена и изменения, происходившие в этой сфере. Наиболее общие выводы сводятся к следующему. Образование и употребление причастных и деепричастных форм связочных глаголов подчиняется ряду условий и ограничений, которые требуют дальнейшего осмысления. Не все связочные глаголы способны к употреблению в форме деепричастия. Так, образование и употребление форм деепричастий от связочных глаголов со значением мнимости и неуверенного знания (казаться, показаться) на протяжении второй половины XVIII — XIX в. имеет ограниченный характер и со временем исчезает, несмотря на активность этих связок в финитной форме. Наоборот, фазисные связки делаться-сделаться, стать-становиться, остаться-оставаться подобных ограничений не имеют, деепричастия от них активны, хотя и не от всех видовых форм. Причастные формы от всех связочных глаголов не имеют подобных ограничений, вместе с тем отмечен выход из употребления или крайняя редкость некоторых причастных форм (делавшийся, делающийся, оказывавшийся, оказывающийся, становящийся). Отчасти это обусловлено происходившей архаизацией некоторых связочных глаголов (делаться), отчасти коммуникативной невостребованностью семантики причастной формы в структуре предложения. С самого начала употребления отчетливо проявляется ограниченность или невозможность употребления некоторых старых предикативных форм существительного и прилагательного (именительный предикативный, краткие формы прилагательного) и, наоборот, активность новых предикативных форм (творительный предикативный) в сочетании с атрибутивными формами связок. Отмечено и требует осмысления преимущественное использование причастных форм связок в т.н. исходной форме (Им. = Вин. неодуш.). Такие формы составляют от половины до двух третей относительно всех падежных форм причастий, встретившихся в сделанных выборках.
В докладе О.Е. Пекелис (к.ф.н. РГГУ, НИУ ВШЭ) «Некоторые случаи вариативности и ее разрешения в русском языке XIX в.: к иллюстрации принципа „избегай синонимии“» на материале Национального корпуса русского языка рассмотрены четыре примера вариативности в русском языке XVIII–XIX вв.: вариативность субстантивных местоимений это и то, аддитивных показателей также и тоже, местоимений иной и другой и предложной и беспредложной конструкций с дательным падежом. Продемонстрировано, что внутри каждой из пар в языке XVIII—XIXвв. было возможно употребление обоих показателей в контекстах, в которых современный язык предписывает выбор какого-то одного показателя, т.е. ситуация вариативности к XXI в. разрешилась в ситуацию дополнительного распределения. Ср. примеры употреблений XVIII–XIX вв., невозможных или существенно ограниченных с точки зрения современной нормы: местоимения то вместо современного это в (1), тоже вместо современного также в (2), иной вместо современного другой в (3), предложной конструкции вместо беспредложной в (4):
(1) ― «То(ср. это) моя колбаса, то моя колбаса!» ― заревела и заскрежетала зубами бабушка. [Н. И. Пирогов. Вопросы жизни. <...> (1879–1881)]
(2) Слышу тоже(ср. также), что Ольга Сергеевна разъехалась с Павлищевым. [А. Н. Вульф. Дневник (1830)]
(3) Буде кто ремесленной записной въ Управѣ пожелаетъ переселиться въ иной(ср. другой) городъ, <...> то Управа въ томъ препятствія чинить не должна. [[Екатерина II]. Грамота <...> (1785)]
(4) Да-с, она влетела в окошко... порхала, порхала и вдруг... селакпапашенанос (ср. села папаше на нос). [Ф. А. Кони. Принц с хохлом, бельмом и горбом (1833)]
Рассмотренные случаи разрешения вариативности отвечают известной тенденции к избеганию синонимии (AvoidSynonymsPrinciple, Kiparsi 1983, Clark 1993 и др.). В такой интерпретации, эти случаи иллюстрируют общеязыковую закономерность. Однако в докладе предлагается и их более узкая, лингвоспецифичная интерпретация, согласно которой эти случаи составляют часть системы грамматических и околограмматических «микропараметров», формировавшейся в русском языке уже после XIXв.
Е.В. Урысон (д.ф.н., ИРЯ РАН) в докладе «Попытка описания семантических изменений слова на протяжении небольшого периода: наречие впору» показала и прокомментировала семантическую и лексикографическую историю одного слова. В языке XIX в. слово впору сохраняло семантическую связь с идеей времени (ср. слово пора), а кроме того, его семантика была более абстрактной. В современном языке слово впору в его некоторых «старых» значениях употребляется в газетном стиле, однако теперь это слово, в целом, является принадлежностью разговорного языка, причем на смену его «старым» значениям пришли другие, семантически более богатые, обладающие сложными модальными рамками. В результате наречие впору в современном языке, в отличие от языка XIX в., с трудом соединяется с отрицанием, а также с некоторыми другими частицами. В докладе обсуждался вопрос об изменении структуры полисемии данного слова. Сделана попытка дать аналитическое толкование разным значениям слова впору и показать их изменение в XIX–XX вв.
Доклад Е.Р. Добрушиной (д.ф.н., ПСТГУ) «Ихний, малая толика и рыбов, или Что дают микро- и нанодиахронические методы» посвящен современным корпусным и дахроническим методам. Автор предлагает разделить диахронические методы на традиционную макродиахронию, оперирующую веками и даже большими интервалами, микродиахронию, исследующую изменения, происходящие с языковыми единицами на протяжении временных промежутков от 50 до 5 лет, и нанодиахронию, анализирующую языковые события, происходящие за год или даже месяц. Автор привлекает внимание к тому, что с позиций диахронического подхода становится ясна значимость фиксации современных исследователю языковых явлений, при которой, помимо корпусной статистики, важны методы интервьюирования и анкетирования.
В качестве самого общего подхода к микродиахроническому членению истории современного русского языка автор предлагает следующие этапы, связанный с экстралингвистическими факторами. Этапы выделены и названы весьма условно, и все же представление о таким делении может оказаться полезным при различных исследованиях, особенно связанных с нормой, в частности, оно хорошо работает при описании истории местоимения ихний и истории потери для носителей языка запрета на абсолютивные деепричастные конструкции. Удобен оказался вариант разбиения XVIII–XXI веков на пять этапов: (1) этап зафиксирован в первой системной кодифицирующей грамматике — грамматике М. В. Ломоносова; (2) авторы большей части письменных текстов — носители дворянской культуры, чья речь подвержена влиянию французского; (3) формирование разночинской культуры, одновременно и наследующей дворянскую культуру и отталкивающейся от нее; (4) значимое влияние на язык советской нормативизирующей традиции; (5) частичное высвобождение речи от давления кодификации и формирование «устно-письменного» языка рунета; (6) речь последнего десятилетия, характеризующаяся приспособлением к реализации значимой части коммуникации через цифровые технологии.
Далее автор описывает диахронию трех явлений. Во-первых, это неудавшаяся попытка местоимения ихний войти в русский язык, закончившаяся тем, что оно стало общепринятым маркером просторечия и одновременно с этим развило относительные значения «иностранный», «чужой», постепенно становящиеся нормативными. Во-вторых, это описание истории слова толика, высвободившегося из фразеологизма, приобретшего кванторное значение «малая доля», постепенно очень медленно теряющего количественную определенность и начавшего движение в направлении единицы со значением «доля», «часть». Наконец, в рамках демонстрации работы нанодиахронических методов, было описано появление в речи рунета последних двух лет слова рыбова, родившегося на основе языковой игры с падежным окончанием -ов и заполнившего, по-видимому, некоторую семантическую лакуну.
В докладе «Лексические комплексы интеллигенция и скука в рамках социокультурной теории лексических комплексов» В.В. Глебкин (д.ф.н. РАНХиГС) дал краткий очерк социокультурной теории лексических комплексов (СТЛК), разрабатываемой автором на протяжении последних пятнадцати лет, и проиллюстрировал ее практическую реализацию на материале лексических комплексов интеллигенция и скука. Суть предлагаемого в рамках СТЛК подхода состоит в выделении трех уровней описания лексического комплекса: уровня А0, характеризующего локальный социокультурный контекст, ведущий к появлению комплекса или значимому изменению его концептуальной структуры, уровня А (уровня «повседневного употребления» слов, входящих в комплекс) и уровня В (уровня интерпретаций).
В докладе было отмечено, что важными особенностями уровня А0 для комплекса интеллигенция являются резкое расширение в 50-е —60-е гг. XIX в. социокультурной группы хранителей и творцов культуры, а также изменение базовых моделей получения высшего образования, структуры и статуса интеллигенции в советское время. Для комплекса скука таким триггером к изменениям концептуальной структуры стали социокультурные процессы, связанные с манифестом Петра III «О даровании вольности и свободы дворянству» (1762 г.) и «Жалованной грамотой дворянству» Екатерины II (1785 г.), в результате которых изменилась общая структура повседневной жизни культурной элиты: жизнь лишилась внешнего регулятива (такого как спасение души или служение государству) и оказалась «равной самой себе».
Докладчик также кратко описал структуру уровня В лексических комплексов интеллигенция и скука. Было подчеркнуто, что что для комплекса интеллигенция все интерпретации могут быть представлены в системе координат, заданной социально-экономическим и социально-этическим подходами к определению интеллигенции, а для комплекса скука — в системе координат, заданной экзистенциальной, романтической и просвещенческой интерпретациями.
Программу Чтений закрывал доклад И.В. Мухачёвой (к.ф.н., МГУ) «„Сапожки-то не разуть ли с вас?“: глаголы-ликвидативы с приставкой раз- в синхронии и ближайшей диахронии», в котором было рассмотрено синтаксическое поведение глаголов, обозначающих ликвидацию результата предшествующего действия и включающих в свой морфемный состав приставку раз-. Внимание было сосредоточено на ликвидативах одного семантического подкласса — тех, которые обозначают освобождение одного объекта от другого, покрывающего первый (раздеть, распеленать, раскутать, размотать, разуть и т. п.). Такие глаголы имеют три семантических валентности — Агенса, Пациенса и Оболочки, которые реализуются не вполне стандартно. Так, глаголы раздеть и разуть в современном русском языке не способны присоединять зависимое со значением Оболочки: *раздетьплатье, *разутьсапоги; ликвидативы распеленать, раскутать и размотать реализуют свои валентности в двух разных моделях управления: распеленать ребенка / распеленать полотно; раскутать дочку / раскутать платок; размотать руку / размотать портянки, однако нормативность сочетаний типа распеленать полотно вызывает сомнения, а сочетания типа раскутать платок являются приметой разговорной речи. Обращение к ближайшей диахронии (конец XVIII — XIX вв.) показало, что некоторые из рассмотренных ликвидативов реализовывали свои валентности иначе. Так, распеленать и размотать были способны присоединить зависимые со значением Пациенса и Оболочки одновременно: распеленать ребенка от шкур, размотать с шеи косынку, а глагол разуть не обладал невыразимой валентностью Оболочки: разуть лапти, разуть сапожки с вас. По мнению И.В. Мухачёвой, синтаксическое поведение ликвидативов в ближайшей диахронии было более «разнообразным», пестрым, индивидуальным, а в современном языке оно как бы выравнивается. О подобной тенденции в XIX в. — влиянии семантики стержневого компонента словосочетания на зависимые — писали авторы монографии «Изменения в системе словосочетаний», которая входит в состав «Очерков по исторической грамматике русского литературного языка XIX века», изданных под редакцией В.В. Виноградова и Н.Ю. Шведовой. Рассмотренный И.В. Мухачёвой материал показывает, что действие подобной тенденции продолжается и в XX в., а мысли, высказанные авторами «Очерков...» звучат современно, перекликаясь с теоретическими воззрениями Московской семантической школы, представители которой считают, что слова одной семантической группы обладают сходным синтаксическим поведением.
В заключение Чтений М.Л. Ремнева отметила актуальность такого направления, как изучение изменений в лексике, морфологии и синтаксисе русского языка, поблагодарила докладчиков за теоретически глубокие и информативно насыщенные доклады. Свое выступление М.Л. Ремнева завершила выводом, что прозвучавшие доклады подтвердили необходимость сохранения преемственности в русской лингвистической науке и важность идей В.В. Виноградова для поступательного развития филологической науки и ее преподавания в вузах.